Русская Палестина – это бренд

В конце прошлого года в интервью на портале Истра.РФ житель Дедовска, культуролог и религиовед Роман Багдасаров и председатель Комиссии по возрождению культурного наследия и архитектурному облику городов Общественной палаты г. о. Истра Константин Косенков затронули в обсуждении понятие малой родины.

В новом материале речь пойдёт о Русской Палестине – объекте культурного наследия в статусе достопримечательного места и одновременно иеротопосе, который даже шире, чем собственно окрестности города Истры. Роман Багдасаров рассказал о возможности задействовать символическую сторону проекта Русской Палестины – превратить его в бренд, как было и в дореволюционные времена.

Роман Багдасаров

В 1656 году патриарх Никон основал монастырь на реке Истре, перенеся на её окрестности план и базовую типологию иерусалимского храма Гроба Господня, что имело и символический, и священный смысл. Вид творчества, который позволил реализовать этот проект, называется иеротопией – созданием священных пространств. Впервые этот термин ввёл российский учёный-византолог Алексей Лидов. Священные пространства создавались во все времена. Иеротопия является и видом художественного творчества.

Алексей Лидов

Современный пример иеротопии – развитие комплекса возле храма Благовещения Пресвятой Богородицы в с. Павловская Слобода, которое проводит настоятель храма, всемирно известный российский художник Владислав Провоторов.

Учёный-искусствовед Валерий Лепахин предложил термин иконотопос – сакрализованное, то есть освящённое человеком пространство, мыслимое как икона. Рассматривая сакральную структуру древнерусских городов, Лепахин выделил иерархию иконотопосов: алтарь – храм – детинец (кремль) – город – Святая Русь – Небесный Иерусалим. Средневековая Москва рассматривалась как иконотопос (пространственная икона) Иерусалима.

Валерий Лепахин

Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, больше известный как храм Василия Блаженного, объединяющий десять церквей в честь разных святых, был одной из первых пространственных икон России до возведения Нового Иерусалима. Алексей Лидов в этой связи пишет о множественности Новых Иерусалимов в качестве священных мест. Наш, истринский Новый Иерусалим стал самым известным. Фигура патриарха Никона в этой связи рассматривается в качестве создателя ландшафтной иконы и основателя монастыря как градоформирующего объекта.

Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

Бренд нашему округу нужен в любом качестве, потому что нам не дано историей других. Реализация уже существующего информационного капитала, а культурное наследие является уже готовым объектом экономики, – это перспективное развитие территории, которое связано с актуальностью ландшафтной иконы.

Один из вариантов развития туристического кластера “Русская Палестина”

– Роман Владимирович, мы говорили с Вами о малой родине как об неотменимом факторе, который обуславливает психологию человека. Малая родина – это реальное место. Наша с вами малая родина однажды получила название “Русская Палестина”. Что такое Русская Палестина? Является ли это место священным и сейчас: актуальна ли тема ландшафтной иконы в современной истории нашего округа или имеет сугубо символическое значение в качестве бренда, хорошо забытого, возрождаемого только с конца XX века? Можно ли придать смысл этому бренду сейчас, ревитализировать его, если он изначально был витальным, а потом потерял эту функцию? Возможно ли в Русской Палестине, которая в целом совпадает с границами городского округа Истра и ядро которой находится в центре округа, создать действительно духовную точку притяжения – или же мы можем работать только с туристическим брендом?

– То, что я могу сказать по этому поводу, будет носить не проективный, а проблематизирующий характер. Давайте взглянем, какая проблематика связана с понятием “Русской Палестины”, когда она исторически возникла. Концепция святых земель вне Святой земли появилась не на Руси, а с того момента, когда христианство вышло за пределы Иерусалима, Святой земли, и при этом перестало быть гонимым. Оно было оснащено всей той финансовой и культурной мощью, которая была в Римской, впоследствии Ромейской (так называемой Византийской) империи. И возникла потребность создания неких реплик святых мест на других, удалённых от Святой земли территориях. Мы можем найти с тех пор в разных странах, где главенствовала христианская Церковь, аналогии со Святой землёй и такими её объектами, как Голгофа, Фавор, Вифлеем и другими. Эти объекты стали появляться по всему христианскому миру, начиная со средних веков.

Любой христианский собор, посвящённый Воскресению, который появлялся в Римской империи после строительства Константином храма Воскресения на месте Гроба Господня в Иерусалиме, соотносился с ним как образ с первообразом. Если собор был особенно значимым, то с иерусалимским храмом Гроба Господня соотносился также порядок богослужения в этом соборе. Любое деревянное распятие, которое существует в современных храмах, где изображается Христос с предстоящими Богородицей и апостолом Иоанном, соотносится с голгофским камнем, конкретно - с местом распятия Христа в предместье Иерусалима. Любая иордань, которая устраивается на Крещение Господне на разных реках, соотносится с тем берегом реки Иордан, где вошёл в её воды Иисус. Ведь Святая земля – это не только территория современного государства Израиль, это и часть Иордании, часть Египта, часть Сирии. Это общее обозначение мест, связанных как с Ветхим, так и с Новым Заветом.

Соответственно, если мы посмотрим на то, что в царствование Алексея Михайловича и патриаршество Никона стало строиться на истринской земле, то поймём, что это была пространственная икона святых мест – как их представляли в середине-конце XVII века. То есть это не современное наше представление об этих местах, которое имеет с представлениями XVII века не только общие, но и отличающиеся черты. И это не то представление, которое было раньше у императоров Константина и Юстиниана, которые, в отличие от Алексея Михайловича и Никона, могли непосредственно там побывать. И не то представление, которое было у строителей готических соборов в Европе и инициаторов крестовых походов. И даже не то представление, которое было у великого князя Владимира и княгини Ольги. А именно представление, которое сформировалось у царя Алексей Михайловича, патриарха Никона и их окружения. То есть это представление только ограниченно отражает то, чем является Святая земля в принципе. Прежде всего это памятник религиозной мысли, религиозной культуры XVII века. Вот так к этому и следует относиться – как к памятнику ландшафтной архитектуры XVII века.

Макет храма Гроба Господня в Иерусалиме

– Есть мнение, что сам патриарх Никон и Алексей Михайлович так о создаваемом памятнике архитектуры вовсе не думали. Они скорее номинировали те местности, которые им довелось осваивать, топонимами Палестины. Возможно, что они не думали об иеротопии, а мыслили прагматически, думали о символическом аспекте, бренде, как сейчас сказали бы, и это было связано с политическим контекстом, непосредственно с личными амбициями Никона и Алексея Михайловича?

– Если мы совершаем такую аберрацию и говорим о брендировании в конце XVII века (когда его, естественно, ещё не было), то придётся учесть, что оно было неотделимо от иеротопии, по крайней мере, от претензий на иерофанию – проявление священного. (Термин иерофания предложил выдающийся историк религий Мирча Элиаде, и по сути этот термин соответствует по своей типологии христианскому понятию теофания – богоявление, расширяя его на всю сферу священного независимо от конкретной конфессии). Поскольку все это происходило в парадигме православного царства, то они не могли не думать об этом как о пространственной иконе Палестины. Потому что любой храм является уже пространственной иконой мироздания и включает туда элементы Святой земли. Иеротопия возникла на уровне замысла: создатели Нового Иерусалима имели на руках определённые карты Святой земле в передаче греческих монахов. И когда царь с патриархом уже занялись проектированием, они постарались запастись как можно большим количеством изображений Святой земли, храма Гроба Господня и остальных сакральных объектов, которые собирались воспроизвести. Это не значит, что они старались воспроизвести их буквально, но определенный буквализм там был, как и архитектурное цитирование. Но как они себе представляли оригинал? Ведь ни Никон, ни Алексей Михайлович не могли сесть на самолет, слетать на Святую землю, всё посмотреть и сфотографировать… Я думаю, что если бы у них была такая возможность, то, может быть, они вряд ли вообще стали заниматься подобным проектом.

Мирча Элиаде

Допустим, современный паломник, который живет на Дальнем Востоке, сугубо православный человек, живущий во Владивостоке, не миллионер, ограничен в деньгах, – он решает, куда лучше слетать помолиться Богу: в Иерусалим, посетив реальную святыню, находящуюся там, или в Москву к Новому Иерусалиму? Для него (если он на Дальнем Востоке) разница в цене небольшая. Но уж слетав в Израиль, он получит несравнимо большее удовлетворение своего религиозного порыва. Потому что почтение к Никону с Алексеем Михайловичем, которые даже не святые, несопоставимо с почитанием Иисуса Христа, Сына Божия. Обидно? Я считаю, нет.

Карта Русской Палестины в XVII в. из концепции восстановления монастыря

– Может ли этот иеротопос в наше время быть востребован туристами в качестве объекта поклонения? Ведь с течением времени в российском государстве, которое становилось более светским, такие истории продолжали возникать, но были связаны с деятельностью святых. Не стал ли с тех времён Новый Иерусалим терять свою сакральную роль, превращаясь больше в бренд? Я постоянно провожу параллели между Ново-Иерусалимским монастырём и Троице-Сергиевой Лаврой. Последняя находится в самом центре Сергиева Посада, является его градоформирующим и духовным центром. Новоиерусалимский монастырь расположен подле Истры, которая стала развиваться гораздо позже как торговая слобода. Сам монастырь возник на пустом месте, и это было принципиальным решением Никона, он может считаться основателем города Истры благодаря строительству монастыря, но в создании самого города не принимал участия, создал территорию Русская Палестина в целом. В советское время большое значение придавалось тенденции по превращению Истры в наукоград, после войны монастырь долгое время стоял в руинах. Не потерял ли он своё влияние на целые поколения? Можно ли говорить о том, что в связи с постоянными перестройками монастыря и в итоге его масштабной реставрации с воссозданием идея ландшафтной иконы стала воплощаться отталкиваясь от иеротопии, а не интегрируя её?

– Когда мы говорим о том, что это памятник религиозной мысли конца XVII века, надо хорошо представлять, что это была за мысль. Строительство Новоиерусалимского монастыря воспринималось в комплексе идей о том, что Москва есть третий Рим, а Русь Московская есть новый Израиль, то есть подданные московского царя есть новый богоизбранный народ, и новая Византия строится на русских землях. Иеротопия имела смысл в рамках данной историософской концепции. Но с этой концепцией произошла драма или даже трагедия: патриарха Никона лишили сана, и далее произошел раскол. Сожжения и самоссожжения старообрядцев и более позднее Соловецкое восстание произошли после того, как патриарх Никон был отстранён от патриаршества. В этих известных событиях бывший патриарх участия не принимал, равно как и сами события были связаны с общей социальной и политической ситуацией Московского царства.

Та часть православной элиты, которая была ориентирована на то, что можно было бы назвать “автаркическим христианством”, своеземным вариантом православия, та москвоцентрическая элита, которая считала московский тип православия идеальным, – эти люди ушли в раскол. Ведь для них, а не для паствы Константинопольского или Иерусалимского патриархов, предназначался этот Новый Иерусалим. Зачем людям, которые живут на Святой земле или бывших землях Византии, ехать в Москву, чтобы смотреть на копию, которая интерпретирует оригинал, находящийся на их родине? Это абсурд. А вот те, которые потом стали староверами, считали, что святость именно на Руси, а не у греков, и особого интереса к паломничествам на христианский Восток не испытывали. И вот эти самодостаточные русские православные Никона с его замыслом не приняли. Основная целевая аудитория отвернулась и от царя, и от патриарха, а те люди, которые по факту продолжили признавать авторитет центральной власти, условно говоря, “нераскольники”, переключились вскоре на концепцию "Санкт-Петербург – третий Рим".

Для них важнее было уже духовное соперничество не с Ближним Востоком, не с покорённой Византией, с греками, с Европой, с Римом, Венецией, Веной, Парижем, Лондоном, Амстердамом, Мадридом, поэтому дальнейшая религиозная политика, которая осуществлялась после Петра, была ориентирована на Запад, а не Восток. И потому Санкт-Петербург – новая столица – не пытался воспроизводить архитектуру византийских императоров, а стремился соответствовать современной ему западной архитектуре, с ориентацией именно на Рим как на актуальный центр христианства. И, конечно, Петербург пытался Рим превзойти. В чём-то это удалось, надо признать.

Воскресенский собор Ново-Иерусалимского монастыря

– Можно ли сказать, что история с Новым Иерусалимом в контексте реформ Петра I и переносом столицы стала провинциализироваться?

– Это произошло очень быстро, и не только из-за Петра. Петр это довершил. Он убедился в бесперспективности самозамкнутой концепции, глядя на староверов. Автаркическая концепция культуры вошла в неразрешимый конфликт с государственным потребностями России. Пётр увидел, что на это нельзя ставить, надо резко отмежеваться. Россия не перестала считаться в своих глазах богоизбранной державой. Нет. Пётр также исповедовал идею богоизбранности, но перестал сакрализировать свою доморощенную культуру, которая была вторичной (соотносить ли её с греками, как это делал Никон, или с Западной Европой, как это делал сам Пётр). Пётр понял, что Россия может занять своё место среди христианских народов не благодаря древности или образованности, а для начала благодаря размаху и военной силе. Вот почему Пётр решил эту силу сразу продемонстрировать, начав строить грандиозную столицу одновременно с портами и флотом. Он создал другой бренд, а старый положил в чулан.

– Однако же Новый Иерусалим оставался одним из доступных паломнических центров, хотя бы номинально был связан с удобством доступа к нему, находился в непосредственной близости от других религиозно-паломнических центров, например, Саввино-Сторожевского монастыря, который также строился благодаря Алексею Михайловичу. Воскресенск позже вошёл в состав Звенигородского уезда. В начале XX века близ Ново-Иерусалимского монастыря была построена одной из первых Московско-Виндавская железная дорога, в монастырь с визитом приезжал последний император Николай II. Несмотря на некоторый провинциализм этой истории в послепетровские времена, тема Нового Иерусалима как объекта религиозного туризма всё равно не была до конца забыта, в отличие от иеротопии.

– Новый Иерусалим стал играть меньшую роль не как сакральный объект, а как объект государственного значения для империи. Как сакральный объект Новый Иерусалим по-прежнему находится в едином ряду с Киевом, Великим Новгородом, Москвой, Петербургом. Он стоит в ряду образов Святой земли, её уподоблений. Исключительным качеством Нового Иерусалима в этом ряду является то, что он является последним образом Святой земли, созданным Московским царством. Образ Нового Иерусалима очень драматичен ввиду раскола, переноса столицы и изменения государственной парадигмы. Это памятник той эпохи, всю сложность и драматизм которой мы не прочувствуем даже тогда, когда мы бываем в многократно перестраивавшемся монастыре. Это не просто триумфальный объект. Но и не локальный, центральный для русской истории, истории Московского царства. История также имеет драматический характер, и драматизм, связанный с этим местом, надо подчеркивать, потому что проект оказался не окончательным. Недостроенность монастыря при Никоне и последующие изменения его архитектурного облика тоже знаменательны. Финал и во многом апофеоз Московского царства как драму, трагедию, а не триумф, хорошо описал покойный поэт Владимир Карпец в своей поэме о Новом Иерусалиме, созданной в двух версиях. Вторую версию Карпец написал, когда присоединился к единоверческой церкви. Единоверие – это направление в старообрядчестве, сторонники которого при сохранении древних богослужебных чинов – двоеперстия, службы по старопечатным книгам – признают иерархическую юрисдикцию Московского Патриархата. Недостроенность Нового Иерусалима глубоко символична...

Недостроенность, разомкнутость проекта - тоже часть памяти, исторического бытия. В Туркестане находится огромный недостроенный мавзолейный комплекс Ходжи Ахмеда Ясави, созданный Тимуром (Тамерланом). Суфии, которые возводили мавзолей, специально не закончили переднюю часть, и заканчивать её никто не собирается, потому что существует поверье, что если достроить - появится Даджжал, исламский аналог антихриста, и наступит  конец света. Быть может, с нашим Иерусалимом было связано нечто похожее? Может быть, он, говоря языком церкви, промыслительно не достроен и многократно перестраивался, динамически развиваясь во времени?

И противопоставлять его Петербургу не следует... Новый Иерусалим – это символ открытых возможностей исторической России, которые были реализованы в самых разных местах – в Петербурге, Сибири, Дальнем Востоке. Там, где стало жить православие после XVII века. И даже в Америке стали возникать храмы Православной Церкви после XVII века. Эта незакрытость проекта – его сила и главное свойство, а не недостаток.

Вид на Ново-Иерусалимский монастырь зимой 2014 года

– К чему приведёт попытка завершить открытый проект и перевести его строго на рельсы монашеской общинности? Можно ли сказать, что монастырь, будучи символическим объектом, пригоден для показа, а не для сокрытия и уединения?

– Я, конечно, не могу знать, что об этом думали Никон с Алексеем Михайловичем. Но с самого начала строительства монастыря он не предназначался  для отшельничества, для сугубо монашеских аскетических практик, потому что те монастыри, которые проявляли себя как школы православного аскетизма, формировались по иному принципу: в них не содержалась предзаданность.

Духовная жизнь вообще не терпит предзаданности. Дух дышит, где хочет. И монастырь, который получает известность благодаря аскетической школе, возникает вокруг конкретного человека, который является носителем аскетических практик. Так было с Сергием Радонежским, с Кириллом Белозерским, с соловецкими отшельниками Германом и Савватием, еще раньше так было с Антонием и Феодосием Киево-Печерскими, так было с Иосифом Волоцким. Когда Иосиф Волоцкий строил свой монастырь, то не планировал создать пространственную икону. Он хотел найти место, где будет молиться Богу и где рядом с ним будут молиться люди, которые разделяют его подход к аскезе. Ново-Иерусалимский монастырь изначально строился по другой  схеме.

– То есть наш монастырь как раз в современных  условиях и должен являться объектом показа? Он должен быть общедоступным, должен поддерживаться не только монашеской общиной, но и государством, неравнодушными жителями, учитывая сложности его хозяйственного обеспечения?

– Это изначально был государственный объект. Церковно-государственный объект. Церковь и государство не были отделены друг от друга в тот момент. А монастыри, предназначенные для молитвенных практик, развивались тогда, когда там были старцы, как, например, в Оптиной пустыни. Она находится в отдалении от крупных городов, но туда со всей России ехали тысячи верующих, потому что в ней жили люди, у которых можно было спросить духовного совета, которые могли рассказать, как стратегически построить жизнь или разрешить конфликты со своими ближними. Я уже не говорю о том, что эти старцы согласно тому, как они воспринимались верующими, совершали чудеса. Если в Новом Иерусалиме появятся такие старцы, то и о государственной поддержке, которую в любом виде будет ждать этот объект в качестве памятника архитектуры, можно будет думать куда меньше: появится много меценатов, которые не будут считать деньги. В Троице-Сергиевой лавре было два старца – Кирилл и Наум. Благодаря Науму был основан женский монастырь в Коломне и другие обители. Потому что этот человек пользовался духовным авторитетом, подавал пример, и люди жертвовали на развитие и Троице-Сергиевой Лавры и других монастырей, постригались в монахи, основывали монашеские общины и новые храмы. По благословению Наума сформировались и целые монастыри из его духовных чад. Когда в Новом Иерусалиме будет духовная жизнь такого характера, тогда все беды обойдут это место стороной и оно будет развиваться именно как монастырь.

Мы можем актуализировать идею ландшафтной иконы в связи с объектами показа, только для этого нужно, чтобы там регулярно шли службы. Правда, для того, чтобы проводить богослужения в храмах или совершать молебствия на открытом воздухе, монашеская община совсем не обязательна - достаточно священника и активных прихожан-мирян. Но Новый Иерусалим - всё-таки монастырь, какое-то количество монахов там, безусловно, должно находиться. Какое именно количество – это зависит от жертвователей, от того, с какой целью и сколько они жертвуют на содержание этой монашеской общины. Но в любом случае там будут жить не те монахи, которые ищут уединения и совершают подвиги, связанные с отсутствием людей. В Новом Иерусалиме такого не получится, это изначально паломническое, а сегодня - туристическое место. Но ведь бывают монахи, ориентированные на культурную работу с широким кругом людей. В католической церкви есть такие ордена. Я думаю, нашим российским монахам стоит у них поучиться, может быть, съездить и перенять опыт – не опыт вероисповедания, нет, но опыт взаимодействия с людьми в аспекте религиозного туризма. Сегодня отношения между нашими церквями значительно улучшились.

Монахи-проповедники, монахи-реставраторы, монахи-живописцы – состав общины именно этого монастыря в идеальной ситуации может состоять из искусствоведов, историков, людей, занимающихся традиционными ремёслами, музыкальных педагогов. Это публичное место, и другим оно не будет, особенно без государственной поддержки, так как, лишив такой объект финансирования, можно быстро загубить не религиозное место, а памятник ландшафтной архитектуры прежде всего.

– До революции, кстати, так и было. Настоятели монастыря – Леонид Кавелин, Серафим Чичагов – были просветителями, монастырь был доступен как объект показа для иностранных граждан, он был образцово-показательным и всегда открытым, доступным объектом. В поле бренда “Русская Палестина” благодаря географически близкому расположению попали многие объекты, существовавшие и раньше, и связанные по своему смыслу с этим брендом в никоновские времена и позже - особенно благодаря деятельности управленцев, прогрессивных предпринимателей, которые создавали инфраструктуру около монастыря в дореволюционные времена. И сейчас к монастырю как объекту показа можно пространственно привязать все те объекты, которые находятся на пути к нему, учитывая его транспортную доступность. В частности, уже существует идея восстановления суконной фабрики графа Ягужинского в Павловской Слободе как въездных ворот в городской округ Истра, хотя бы на уровне экономической целесообразности – и для размещения объектов инфраструктуры, в которых очень нуждается один из крупных центров округа, и для посещеняи туристами. Уже создан маршрут для туристов, который включает в себя храмовый комплекс в Павловской Слободе и в перспективе - суконную фабрику, Аносино-Борисоглебский монастырь, Музей военной техники в Падиково, Ново-Иерусалимский монастырь, а при должном развитии дорожной сети – Глебовскую культурно-ландшафтную зону и так далее. Бренд возможно использовать как отправную точку для реализации проектов в области экономики наследия. Мне кажется, что ни одно из этих мест посетитель городского округа Истра, приехавший на экскурсию, не будет воспринимать как религиозное место.

– Религиозность сопутствует исторической Истре, но не является для неё центральной темой. Не будем сводить жизнь к религии, тем более что религиозные убеждения у всех разные. Сейчас мы говорим о различении современного бренда Истры и конкретных объектов религиозного поклонения. Паломничество – забота той организации, которая проводит в храме богослужения, то есть Московской Патриархии. А городские власти и лица, ответственные за культурную работу в округе, могут только координировать эту паломническую активность с жизнью города, но не могут её инициировать, потому что они не занимаются религиозной деятельностью. Естественно, городские власти должны учитывать, что здесь пролегают паломнические маршруты, они могут предложить Патриархии оптимальные варианты. При этом они могут устраивать светские экскурсии к тем же самым объектам, поскольку они являются общим культурным наследием, а не собственностью Патриархии. Церковь отделена от государства и не поддержит вмешательства в свои дела. Но светские экскурсии вполне могут привести людей в том числе и к православной вере. Паломники будут участвовать в богослужении – исповедоваться, причащаться, а светские люди будут смотреть архитектуру, слушать хор и смотреть на иконы и фрески.

Просветитель архимандрит Леонид Кавелин

– Впервые эта взаимодополнительность стала осознаваться при выводе музея из стен монастыря. Это сначала вызвало конфликт интересов, а потом привело к созданию музейно-выставочного комплекса в отдельном здании. В стенах монастыря совершенно логично между тем создаётся свой музей. Огораживание объектов, разделение их, как и конфликты интересов между управленцами, не имеют стратегического смысла. Русская Палестина, включая монастырь – ядро, первое по времени возникновения, – является единым пространством для гармоничного развития городского округа Истра. Частные вопросы хозяйственной деятельности не должны становиться препятствием для образования, воспитания и духовного развития как мирян, которые могут стать членами церкви, так и прихожан, которые живут и социальной жизнью. Мне кажется, прекрасным примером взаимодействия монастыря с учётом его предполагаемой просветительской роли и созданного музея мог бы стать проект восстановления объекта культурного наследия федерального значения – сгоревшей в 2001 году Спасской церкви, перевезённой в Музей деревянного зодчества из села Семёновского вблизи Мытищ. Этот малый объект религиозного назначения всегда использовался в качестве объекта музейного показа. Я думаю, что совместная работа монастыря и музея в этом направлении смогла бы вызвать к жизни новые мероприятия в области как культурного, так и духовного просвещения. В целом бренд “Русская Палестина” и должен послужить актуализации экономики наследия в городском округе Истра для его перспективного социально-экономического развития, если и сам монастырь и в XIX веке, и в XX веке был объектом показа. К сожалению, традиции и духовного, и культурного центра в едином пространстве были забыты в советские годы. На территории фабрики Ягужинского расположилась закрытая военная часть. Те объекты, которые связаны транспортной инфраструктурой, в целом были малодоступны или не восстановлены. После распада Советского Союза существовавшая сеть станций детского и юношеского туризма почти не использовалась. Но что видели и взрослые туристы в те годы? Отдельные объекты, в которые проводились экскурсии самого разного характера. Одна из книг, посвящённых туризму по территории, на которой теперь расположен городской округ Истра, – “По берегам Истры и её притоков” – была издана очень давно. Только сейчас силами историков и краеведов, в частности, Сергеем Мамаевым, была проведена подробная опись всех существующих или утраченных храмов, которые в советское время воспринимались в основном как неочевидные с культурно-исторической точки зрения ландшафтные доминанты – ориентиры для спортивного туризма. В экономически сложные 1990-е годы только монастырю уделялось достаточно внимания, приходские храмы стали восстанавливаться совсем недавно, возрождение туристического обслуживания в виде туристско-информационных центров и муниципальных унитарных предприятий невозможно было вывести на быструю окупаемость в 2000-е годы. Сейчас Комиссия по возрождению культурного наследия и архитектурному облику городов проводит большую работу с привлечением частных инвесторов для повышения узнаваемости городского округа и с целью перспективного планирования туристических потоков, и результаты этой работы показывают себя только постепенно, благодаря поэтапному объединению объектов в сеть, созданию новых объектов, которые можно назвать интерактивными. Эта мысль не является такой крамольной, как могло бы показаться, если и монастырь в давние времена был объектом показа, а другие крупные объекты, в частности, фабрика Ягужинского, смогут стать полноценными достопримечательностями в ближайшем будущем.

Ткацкий корпус бывшей суконной фабрики графа Ягужинского летом 2015 года

Сейчас эта экономическая модель – капитализация культурного наследия – только осознаётся как стратегическое направление развития страны благодаря уже имеющимся ресурсам. Только два года назад тема культурного наследия – актива, уже созданного предыдущими поколениями, была предложена президентом нашей страны в качестве одной из стратагий развития государства на десятилетия вперёд. Это совсем новое событие, каким является и восстановление Ново-Иерусалимского монастыря, сохранение от разрушения фабрики Ягужинского, и людей предстоит учить тому, что реальная туристическая привлекательность всего округа возможна. Этот вопрос решается просветительской работой, хотя именно она не находит государственной поддержки в силу длительной маргинализации и сугубой утилитарности описательного краеведения как такового. К описательному краеведению чаще всего и сводится работа с объектами культурного наследия, недостаточно вовлечёнными в хозяйственный оборот. Необходимо заниматься созданием большого количества интерактива и начинать вспоминать о том, что этот интерактив у нас есть как часть традиций. И только с помощью этого интерактива, по большому счёту, благодаря современной транспортной доступности объектов, создавать новые туристические маршруты, и чем больше будет даже занимательно-развлекательной составляющей, тем лучше. И не будет ли так уж принципиально, что даже те объекты, которые являются реальными объектами поклонения, станут тоже частью интерактивных программ? Общество и власти могут развивать бренд “Русская Палестина” в таком ключе?

– Имеют полное римское право.

Русская Палестина – это бренд

Беседовал Константин Косенков

Фото Андрея Маруденко, из архива Московского государственного университета, Вадима Разумова и проекта “Летопись русской усадьбы”, Константина Косенкова.

Авторы

Константин Косенков